3 декабря 2004
Несмотря на свою молодость, имам-хатыб (проповедник) Московской Мемориальной мечети на Поклонной горе Шамиль Аляутдинов — один из наиболее уважаемых людей среди мусульманского духовенства России, признанный богослов.
Шамиль-хазрат, Ислам — вероучение, придающее значение каждой мелочи, каждой детали, каждой минуте, нами проживаемой. И в то же время в западном сознании (а мы себя мним Западом) сложилось впечатление об Исламе как очень жесткой, очень закрытой и внутренне готовой к агрессии религии. На чем этот миф основан?
Вы точно сказали о сути Ислама — его обращенности к человеку. Сегодня на Западе, преимущественно в Европе, Ислам в плане демократии, прав человека и толерантности представлен очень широко. Но при этом самих мусульман как бы нет. Мусульманские этносы в западном мире существуют будто бы отдельно от мусульманской этики.
Выдающийся египетский богослов ХХ столетия Мухаммад аль-Газали в одной из книг так характеризует своих единоверцев-современников: «Мусульмане стали тяжелым бременем для Ислама». Иными словами, людей, называющих себя мусульманами, огромное множество. Но что они могут дать людям?
По воскресеньям в нашей мечети проводятся проповеди назидательного характера. На них приходит в основном молодежь. И я как-то раз, произнеся упомянутые слова аль-Газали, спросил у присутствующих: «Как это понять практически, что мусульмане стали тяжелым бременем для Ислама?» Ребята сделали, причем сами, без моей подсказки, вывод о том, что большинство мусульман просто не имеют элементарного представления об Исламе или знают какие-то постулаты, но в жизни их не применяют. И, глядя на них, окружающие получают ложное представление об Исламе.
Ислам превратился в глазах россиян в «страшилку» не только по вине самих мусульман. На 80–90%, на мой взгляд, повинны в этом общее невежество и то, что я называю, «информационным терроризмом». Зачастую человеку свойственно бояться того, чего он не знает. И этим легко можно манипулировать. Приведу лишь один пример. По телевидению несколько раз (и каждый раз после очередного теракта) показывали авторскую программу Аркадия Мамонтова с примечательным названием «Чужие», в которой съемки терактов чередовались с показом молитв, совершаемых в наших мечетях. Возникает иллюзия, что вот эти бандиты и молящиеся — одни и те же люди.
Но разве не из благих намерений взрывают себя вместе с намеченными жертвами молоденькие девушки-шахидки?
Здесь опять-таки мы имеем дело с информационными «страшилками». Ислам же утверждает, что самоубийство — дорога в Ад, как и любой самосуд. Русско-татарский словарь советских времен дает слову «шахид» следующее определение: «Мученик за веру; убитый на войне за священное дело (за родину)». То есть это человек, ушедший из жизни ради высокого, а вовсе не кипя местью, и, уж конечно, не ради корыстной наживы. В мусульманской правовой доктрине и этике понятие «месть» вообще отсутствует.
Наша мечеть на Поклонной горе именуется Мемориальной. Но мало кто знает, что официально она была названа «Мечеть шахидов» в память о сотнях тысяч, миллионах мусульман, погибших в Великой Отечественной войне. Мы грешим против их памяти, когда боимся вслух произнести настоящее название мечети. Потому что понятие «шахид» в современном лексиконе дискредитировано...
Но почему исламские лидеры так же настойчиво, как, скажем, главенство Русской Православной церкви, не ставят перед властью жизненно важных для всех мусульман России вопросов?
Потому что мусульмане при всей своей внушительной численности в современной России считаются меньшинством. Они чувствуют себя все в большей изоляции. Даже в тех регионах, которые традиционно считаются мусульманскими. Вопросы ставятся, но ответов чаще всего не дается. Президент Татарстана Минтимер Шаймиев после событий в Беслане, когда во всех СМИ прошло сообщение, что в той банде были татары, казахи, корейцы (сообщение это, как вы помните, потом не подтвердилось), направил в Москву официальный запрос: на основании каких источников прошла такая неверная информация? Последовал ли ответ?..
Я при каждой возможности, где только мне удается, предлагаю тем, кто кричит об «исламской угрозе», копнуть поглубже в поисках причин. Нужно вести речь о целом поколении людей, связанных с криминалом, поскольку 90-е годы — время больших и бесконтрольных денег. На бездуховности и на стремлении к легкой наживе выросло это поколение. Где-то криминал задавили, где-то он стал легальным, а где-то людей просто отрезали от цивилизации, и там криминал вообще расцвел. То есть истоки оттуда, с начала 90-х, и нужно понимать, что это обычные россияне из той действительности, а не с Луны свалившиеся какие-то нехорошие мусульмане. Наши предки жили в России еще до крещения Руси, и если они были бы такими недостойными, наш сегодняшний разговор в московской мечети не смог бы состояться. Но сегодня мы, российские мусульмане, в значительной степени находимся под информационным прессом.
Наверное, в провинции давление этого пресса все-таки не столь ощутимо, как в Москве.
Ну, сейчас телевидение и радио доступны повсеместно. А потом в провинции люди уверены, что все решается в Москве. Года три назад меня пригласили в Башкирию, в небольшой городок, пообщаться с прихожанами в тамошней мечети. В большей степени пришли пожилые люди, и один из них подошел ко мне в конце встречи и сказал: «Вы живете в Москве, так сделайте наконец хоть что-нибудь! Мы с нашими соседями бок о бок всегда мирно жили, но теперь, когда по телевизору показывают якобы мусульман, режущих головы, мы не знаем, куда глаза девать...» Я ответил этому старцу: «Мы постоянно говорим, что это ложь, с минбаров (кафедр, откуда читается Коран) всех четырех московских мечетей, но, поверьте, наши голоса заглушаются куда более мощными рупорами СМИ!»
Ислам постигается сердцем
Шамиль-хазрат, оставим большую политику и поговорим о том, чем лично вы живете. Насколько знаю, вы получили высшее богословское образование в исламском университете «аль-Азхар» в Египте. Как это получилось?
Духовное образование в СССР можно было получить в основном в Бухаре или Ташкенте. Единицы учились за рубежом. Но в 1991 году в «аль-Азхар» впервые поехали сразу 27 человек, и в том числе я.
Как я туда попал? Я — коренной москвич, рос в обычной татарской семье. И примерно с 12–13 лет начал по воскресеньям ходить в Соборную мечеть на проспекте Мира, чему способствовали родители, а в еще большей степени моя бабушка по материнской линии. Для меня и моего младшего брата с самого раннего детства не чужды были моральные аспекты Ислама и религиозная практика. В мечети тогда, в 86–87-м годах, сложился круг молодых ребят, вместе с которыми и учился читать сначала на старотатарском, а потом по-арабски, по дореволюционным учебникам. Немало знал наизусть из Корана. И так это все мало-помалу шло, пока по милости Всевышнего и по совету сегодняшнего нашего муфтия Равиля Гайнутдина я не оказался в Египте, в исламском университете.
Отправляясь туда, я не помышлял о том, что стану имам-хатыбом — проповедником и предстоятелем одной из московских мечетей. Просто меня привлекала возможность получить основательное образование в старейшем международном вузе, славящемся своими педагогами и выпускниками.
Учиться и жить пришлось в спартанских условиях. Начиная с того, что, когда мы прилетели, нас никто не встретил. Но все выстраивалось само собой, по милости Всевышнего. Около 80% приезжавших туда ребят вскоре по разным причинам возвращались домой. Мне же посчастливилось выдержать полный учебный путь. Видимо, увлек процесс познания, просто нравилось учиться. Хотя и у меня были сложные периоды, когда я заучивал, готовясь к экзаменам, большие объемы самой разной информации и чувствовал огромную тяжесть. Мозг перенасыщался знаниями, а душа оставалась безучастной…
В этой связи вот о чем спрошу. Вы знаете, есть такое замечательное богословское произведение XI века — «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона. Проблема до сих пор актуальная для Православия: где «золотая середина» между знанием о Боге и чувствованием Бога? Один из стереотипов, связанных с Исламом, — что это догматика, что в Исламе все жестко и четко прописано, от А до Я, когда тебе поесть, когда умыться, когда и как, простите, высморкаться. И не остается места свободе, праву на выбор, вдохновению.
Самый тернистый четвертый год учебы стал для меня переломным — я, наконец, почувствовал Ислам сердцем. Думаю, что в любой религии люди на первых этапах обращают повышенное внимание на мелочи, на все внешнее. Как мудро сказано: «По одежке встречают — по уму провожают». Вот и сегодня некоторые мусульмане обращают пристальное внимание лишь на «одежку», вещи необязательные возносят до уровня обязательных. Смысл веры до их сердец не доходит. На самом деле человек в Исламе не ожесточается, не покрывается скорлупой догм, а, наоборот, оживает. Любая религия, вера как таковая дарует человеку свободу.
Когда мы готовились к встрече и вы мне прислали примерный список вопросов, я до глубины души был взволнован эпизодом, описанным в одном из вопросов вашего письма. Вы упомянули о рассказе бывшего узника ГУЛАГа, как в их бараке жили два пожилых человека — батюшка и мулла. Они, пишете вы, подолгу, если им удавалось, беседовали и при каждой встрече целовали друг другу руки. Но согласитесь, уважаемый Михаил, этого многие читатели не поймут. «Как это целовали руки?!» — удивятся они. Большевизм разрушил не только диалог в обществе, но и душу веры, какой бы то ни было. Поэтому всюду процветают секты, распространились наркомания, алкоголизм, экстремизм, сатанизм. Душа пуста, и эту пустоту стараются чем-то заполнить. А заполнить ее проще всего тем, что бездуховно, безнравственно, за чем не нужно тянуться вверх.
«Русских мусульман» — единицы
Ваш сайт пользуется огромным успехом. Есть и другие русскоязычные мусульманские сайты. Не угрожает ли эта форма общения нормальной религиозной практике, не становится ли Ислам «виртуальным»?
На самом деле Интернет очень помогает в религиозной практике. И это не виртуальное стремление к Всевышнему. Внутренняя статистика нашего сайта очень интересная: 38% посетителей — Россия, около 27% — США, на третьем месте — Европа, на четвертом — Казахстан. И люди, живущие далеко от мечетей, из самых разных уголков мира, задают чаще всего вопросы о религиозной практике и о том, как им, исповедующим Ислам, жить рядом с другими людьми. Своими ответами я стараюсь помочь на каждом шагу чувствовать себя свободнее, увереннее. Например, вчера, правда, не по Интернету, а по телефону, человек меня спросил: «Я сейчас стою на дороге в пробке, и время четвертой молитвы подходит к концу. Могу я припарковаться и совершить намаз-молитву в машине?» — «Конечно, можете» — ответил я. Ни Всевышнему, ни самому человеку не нужно, чтобы он выходил из машины, расстилал коврик на грязи и молился. Вся суть религиозной практики в том, чтобы человек не отягощался тем, что для приближения ко Всевышнему якобы необходимы какая-то специальная одежда, специальная прическа, специальный коврик, чуть ли не специальная вода.
Коллеги вас не обвиняют за такие высказывания в модернизме?
Есть высказывание Пророка (да благословит его Всевышний и приветствует) относительно того, что в каждом веке будут обновители, реформаторы. То есть те, кто доносит до людей все те же основополагающие принципы и постулаты, но только живым языком нового времени.
О вашей мечети часто говорят и пишут, как о «русской мечети», где русских якобы едва ли не больше, чем татар.
Я каждый раз, когда слышал, что у нас «русская мечеть» или «кавказская мечеть», удивлялся. Это преувеличение. Если брать этнических мусульман, в каком соотношении они представлены в Москве, то примерно также они представлены и в любой из четырех московских мечетей. Чем отличается наша мечеть от остальных, так это скорее уж тем, что в нее больше людей приезжают на машинах, потому что она расположена далеко от метро.
Что касается русских прихожан, то они свою национальную принадлежность никак не афишируют. Я сам об этом всегда узнаю случайно. И еще, что мне в них нравится, — простота, естественность веры. Кто ты по национальности — это теперь даже в паспортах не пишут. И уж тем более до этого нет никому никакого дела в мечети, церкви, любом храме. Мой долг — поддерживать такую атмосферу. Другой вопрос — то, сколько русских людей и почему приходят сегодня принимать Ислам...
А, кстати, сколько?
Несколько человек в неделю, как и в любой другой мечети. Интерес к Исламу растет бесспорно. Я могу об этом судить по нашему сайту: большинство вопросов мне задают русские, причем по вопросам видно, что они мусульмане. Для меня это удивительно и радостно, при таком количестве антиисламских настроений в СМИ. Почему так? У меня ответ один: люди, сталкиваясь с мусульманами на работе, в учебе, живя с ними по соседству, видят в них определенную прагматичность, цельность их жизни, понимают, что это проистекает из их религиозности, и делают вывод: все, в чем обвиняют в СМИ так называемый «исламский мир», — клевета.
А нет ли в тяге русских к Исламу элемента моды? Как, знаете, в США увлечение Исламом людей вроде Кассиуса Клея — Мохаммеда Али пришло на смену публичному повальному интересу к буддизму и индуизму…
Проводить параллели между Россией и Западом достаточно сложно. У России другая история, хочешь — не хочешь, а сочетание мусульманской и христианской культур у нас присутствует много веков.
Модно или нет? Бывают случаи проявления юношеского максимализма, когда ребятам хочется выделиться. Но чаще в Ислам людей приводят не какие-то веяния, а зрелость и жизненная активность.
Чтобы закрыть эту тему: как вы относитесь к тому, что сегодня много молодых людей принимают Ислам в интернете?
На одном из сайтов такое есть — не на нашем. Ну, как к этому относиться… Нигде в богословской литературе о заочном, виртуальном приобщении к Исламу ничего не найти. Во множестве случаев, боюсь, проявляется легкомыслие. Как однажды по радио ведущий иронически заметил: «Я зашел на исламский сайт, «кликнул» кнопочку и стал мусульманином. А как выйти из Ислама — что-то у них такой кнопочки нет». Но здесь, я знаю, есть и положительный аспект. Все-таки войти в интернет в России сегодня гораздо легче, чем добраться до ближайшей мечети.
Человеку хочется попасть в атмосферу богообщения, послушать проповедь, задать имаму какие-то вопросы, поговорить с единоверцами, что-то прочитать, узнать. Все это ему, находящемуся вне стен мечети, предоставляет интернет. И я не вижу ничего предосудительного в таком «виртуальном мусульманстве». Перед Богом существенно их состояние души, их вознамеренность, их последующая жизнь. А то, что здесь какую-то роль сыграл интернет, — всего-навсего небольшой штрих, элемент, который лично им для души просто приятен.
Всевышний призывает нас ценить каждый день
Есть ли среди ваших друзей, как у того муллы, сидевшего в ГУЛАГе, православные священники?
В Коране есть очень важный аят, который, к сожалению, нигде не цитируют: «Ты увидишь, что наиболее ненавистно относятся к верующим иудеи и язычники, а наиболее тепло и с любовью относятся к ним те, кто говорит:
«Воистину, мы — христиане». И это потому, что среди них есть священники и монахи, и потому, что они невысокомерны» (Св. Коран, 5:82).
Когда истинно православный дух присутствует в священнике и дух мусульманский присутствует в имаме, то ни о каких противоречиях, тем более о противостоянии речи быть не может...
Знаете, подобные мысли можно найти и в Евангелии. В частности, апостол Павел писал ученикам об отношениях в духе любви с теми, кто вне Церкви, поскольку они «естеством законное творят».
Это ведь вполне естественно! И в этом смысле ваш пример с ГУЛАГом довольно показательный и живой: беды, горести, страдания сближают. Что касается меня, моих отношений с православными священниками, то когда мы где-то пересекаемся, у нас всегда складываются самые дружеские отношения. В моей библиотеке есть книги по православному богословию. Предмет для разговора у нас всегда находится. Нам, в общем, приходится решать одни и те же проблемы. Но, увы, у нас имеется и такая общая проблема, как нехватка времени. Чтобы дружить, надо как можно чаще встречаться. У меня узкий круг дружеского общения, с некоторыми друзьями мы годами, к сожалению, не видимся. В основном же круг моего общения — прихожане мечети и книги.
А светскую литературу читаете? Не газеты, а художественную?
Живя семь лет почти безвыездно за границей, я специально читал русскую классику. В частности, перечитал Чехова практически всего. И мне было очень приятно обнаружить, сколь его образ мыслей и чувств идет в явную параллель с мусульманской этикой и пониманием природы вещей. Я потом не раз его цитировал в своих статьях и проповедях. Тонкости внутреннего ощущения и взаимоотношения людей, диалог между человеком и мирозданием, праведность и неправедность — у него это доходчиво прописано.
У меня накопилось немало тем, которые ждут подробной разработки. Пока я лишь вскользь касался их в ответах на вопросы в интернете. Мне хочется более основательно раскрыть аспекты отношения Ислама к светской литературе, искусству. Скажем, распространено мнение, что мусульманам нельзя изображать ничего живого. В связи с этим я написал богословско-правовое исследование на эту тему с привлечением хадисов, аятов, всего спектра мусульманского богословия, чтобы мусульманин-художник или дизайнер мог получить ответы на вопросы, касающиеся его совести и духовных основ его творчества. Чтобы он не чувствовал себя грешащим перед Всевышним и людьми — чтобы он чувствовал себя свободным.
Вот какой вопрос у меня сейчас экспромтом возник — и он будет последним. Вы вспомнили о Чехове, а я о Горьком. В его пьесе «На дне» идет спор. Что правильнее, праведнее: сказать людям, как ужасна жизнь, которой мы все живем, или навеять человечеству «сон золотой»? Сегодня перед всеми нами стоит выбор: признать, что мы на пороге Конца Света, или постараться каждый день и час наполнить предельной радостью. Вы какой точки зрения держитесь?
Придерживаюсь золотой середины. И все проповеди мои, статьи и комментарии на тему Конца Света сводятся к одной мысли. О Конце Света в Коране сказано, так же как и в Библии, что он придет неожиданно для всех и каждого. И суть в том, как мы к нему идем. Всевышний подарил нам жизнь, и мы должны каждый день воспринимать как дар Божий. Проживать его полноценно. У нас есть обязанности перед Богом, перед близкими, перед обществом и перед собой. И если Бог оценит нашу искренность и усердие, наш профессионализм в исполнении всех этих обязанностей — мы будем достойно вознаграждены. Ислам получил распространение в мире благодаря людям социально активным, уповающим на милость Всевышнего, а не ограничивающимся круглосуточным молением в ожидании Конца Света. Панические настроения мусульманам вообще не свойственны. Сегодня людям повсеместно навязывается, внушается чувство страха. Хотя в жизни должно быть как можно больше позитива, радости, счастья, целеустремленности, желания свершить как можно больше добрых дел без опасения, что времени может не хватить. У одного из величайших исламских богословов есть повествование, где говорится, что каждый новый день с появлением своим обращается к человеку: «О сын Адама (о человек)! Я — новое творение Всевышнего, и я — один из основных твоих свидетелей [в том, как ты распорядишься мною — временем]. Воспользуйся же мною в благом, ведь до Конца Света я к тебе уже не вернусь».
Анализируя разные обстоятельства, с которыми сталкиваются люди, могу сказать: сегодня человек не защищен, может быть, как никогда ранее. Каждый день он может подвергнуться агрессии, причем с самой неожиданной стороны. Я часто в своих проповедях говорю: мы начинаем привыкать к тому, что в жизни чего-то добиваются только бескомпромиссные, идущие к своей цели вопреки морали. А ведь наш долг перед Всевышним — не только мягкосердечность, но и снисходительность, умение чувствовать чаяния других.
Все в этом мире тленно. В какой-то час никого из нас, живущих теперь, не останется. Надо стараться создать в жизни атмосферу взаимоуважения, легкости, проницательности в общении и гармонии.
Чудесная Божья милость на Земле, несмотря ни на что, присутствует. Внимание Творца к каждому из нас не ослабевает. И мы не должны терять этого ощущения.
Беседовал Михаил Поздняев
